Je suis malade
(Antbar)
Это произошло в Олимпии, 4 апреля 1981 г. Когда раздались знакомые аккорды Je suis malade, он поерзал в кресле и, поставив руку на подлокотник, подпер большим пальцем подбородок. Концертное исполнение этой песни он видел и слышал не первый раз, и оно нравилось гораздо меньше студийной записи, той, что на пластинке. Небезосновательно он полагал, что в записи все ровнее, и во всем соблюдена мера – песня как бы нарисована скупыми, но точными мазками. И эта сдержанность производила на него колоссальное впечатление, особенно в конце. Концертное исполнение он тоже давно выучил наизусть, да оно особо и не менялось за все восемь лет, будучи отработано до мелочей. И в нем было, по его мнению, слишком много показных эмоций и явной театральщины. Эти причитания в последнем припеве, переходящие в хриплый крик, выглядели несколько через меру. Мастерство, как известно, на пропивается и не прокуривается, она все делала, конечно, правильно, но он ей почему-то не верил. Не верил, потому что чувствовал, что она, как артист, просто делает свою работу, пусть и очень хорошо. Пока он думал об этом, начался второй куплет.
Comme à un rocher, comme à un péché
Je suis accroché…
Здесь она обычно правой рукой сжимала на бедре ткань платья, а потом откидывала руку, указывая пальцем в сторону и назад. Второй ряд по центру позволял отлично видеть этот жест. Вдруг он почувствовал легкий холодок внутри. Все было тем же самым – поза, лицо, слова. Но что-то неуловимо, но ощутимо стало другим. Ее правая рука, комкая ткань, сжалась, схватив платье так, как хватает ртом воздух задыхающийся человек. Левая, виновато перебирая пальцами, коснулась правой. А лицо…
…à toi
Je suis fatigué je suis épuisé
Лицо и фигура принадлежали, казалось, страшно больной и опустошенной женщине. Глаз видно не было, взгляд будто спрятан внутрь. И голос. В этом знакомом и таком любимым голосе на этот раз было столько неподдельного горя, что он вжался в кресло и с ужасом смотрел, что будет дальше.
De faire semblant d’être heureuse
quand ils sont là
Ожидаемый и такой неожиданный выброс правой руки назад. И это
quand ils sont là
не спетое, а как будто выдавленное.
Je bois toutes les nuits mais tous les whiskies
Pour moi on le même goût
Et tous les bateaux portent ton drapeau
Она подняла взгляд, и сколько в нем было боли! А далее – запела все громче, по нарастающей
Je ne sais plus où aller tu es partout
Je suis malade complètement malade
Je verse mon sang dans ton corps
Et je suis comme un oiseau mort quand toi tu dors
Он слышал плач и мольбу о помощи. В мозгу пронеслась мысль, что, да, сегодня она в ударе, выкладывается на полную, сегодня я готов поверить ее игре на все сто. Блеск! И как контрастировала ее горькая игра-пение с приторной подпевкой жиденького бэк-вокала! Она вытянула руки вперед, сжала кулаки и
Je suis malade parfaitement malade
Tu m’as privé de tous mes chants
Tu m’as vidé de tous mes mots
Pourtant moi…
кулаки раскрылись, и ладони, как последняя защита, прижались к груди. И тут … тут оркестр всегда ждал ее, но сейчас пауза казалась фантастически бесконечной. Она стояла, словно перед расстрелом, прижав ладони к груди, и не тянула, нет, а проживала эту паузу. Всего лишь несколько секунд тишины, но за это время напряжение достигло такой силы, что у него зашевелились волосы.
j’avais du talent
упавшим голосом она наконец-то прервала бесконечность ожидания
avant ta peau
в микрофон выходило великое человеческое горе
Cet amour me tue si ça continue
Je crèverai seul avec moi
Près de ma radio comme un gosse idiot
Ecoutant ma propre voix qui chantera
Здесь она всегда подносила руки к лицу и пела тихим и дрожащим, будто от плача, голосом. Раньше он с трудом переваривал это театральное место. Но сейчас она в отчаянии просто закрыла лицо ладонями и уже не пела, а плакала
Je suis malade complètement malade
Comme quand ma mère sortait le soir
Et qu’elle me laissait seul avec…
Она схватилась руками за голову. «Так вот как это должно было быть исполнено!» — подумалось ему, — «Сейчас откинет руками волосы назад»
mon désespoir je suis malade C’est ça
Волосы назад, руки в стороны — сделала то, что всегда, но не ТАК, КАК ВСЕГДА. Дрожащие, разведенные до предела пальцы рук – да у нее какое-то нечеловеческое напряжение, она и вправду больна!
je suis malade
Tu m’as privé de tous mes chants
Tu m’as vidé de tous mes mots
Et j’ai le cœur complètement …
О, как же ей далось это j’ai le cœur complètement! Как она замотала головой и вся затряслась при этом! Из нее выходили не слова, а хрип, хрип не просто больной, а израненной и искалеченной души.
Malade
Cerné de barricades
И это выхрипленное de barricades – как нож в сердце одновременно с ударом кулака в грудь. От груди рука — вперед, знаменитая указка пальцем в зал, и финал
T’entends
je suis malade
Дрожащая рука вверх и к груди, голова откинута назад в профиль к залу, глаза закрыты. Шквал аплодисментов обрушился, когда она еще допевала. А он, он не мог аплодировать. Вцепившись пальцами в подлокотники кресла, он во все глаза смотрел на нее. Сейчас, сейчас она откроет свои грустные глаза, застенчиво улыбнется, пошлет залу воздушный поцелуй, и можно будет хлопать и кричать «Браво!». Но она стояла, не двигаясь. Через несколько долгих секунд судорожный глоток прошел по ее горлу, не открывая глаз, она медленно присела и необычайно низко поклонилась залу. И только тут он до конца осознал, что сегодня она не играла. Эта женщина в шикарном платье только что выложила перед всеми свою обнаженную израненную душу. Она не пропела, а прожила эту песню. И это было страшно видеть – ощущение, будто она содрала кожу и с себя и с него. Зал ревел от восторга, а он никак не мог взять в толк, чего так радуется эта толпа. Да разве они не видели? Или не поняли? Разве после ТАКОГО можно хлопать в ладоши, кричать и топать ногами? Хотелось спрятаться и остаться одному со своей душой. Как после 6-й симфонии Чайковского. Но толпа видела только своего обожаемого кумира в лучах софитов и не замечала, что на сцене стоит одинокая, глубоко несчастная, немолодая, больная и гениальная женщина с содранной с ног до головы кожей.